Голливудский сценарист Джин Фаулер однажды сказал, что писать — легко. Нужно всего лишь сидеть и смотреть на чистый лист бумаги, пока на лбу не выступят капли крови.

Звучит немного драматично, но каждый, кто когда-нибудь складывал буквы в слова, сочинял музыку или создавал дизайнерские штучки, знает, что это правда. Хорошо, когда пишется-рисуется-играется на вдохновении, настроении, потоке. Однако так бывает далеко не всегда. И вот сидит человек, кусает губы, бессмысленно пялится в пространство… Не идет. Тресни пополам, застрелись, убейся об стенку, не идет и все. Внутри толкаются вялые мысли, картинки ускользают, карандаш не слушается, из-под клавиш выдавливаются безнадежные штампы.

Но если сидеть достаточно долго, однажды в голове что-то щелкает. Из ничего выступает, проявляется, как фотография, какая-нибудь вьюга в ночи и лошадиные морды, злобно заноет вдалеке гармоника, вспыхнет выстрел, упадет бегущий человек, и на снегу растечется черная лужа. И получится «Театральный роман». Или акварель. Или пост в блоге, или авторская кукла, или что-нибудь еще.

В такие минуты человек чувствует себя богом. Он создает мир, раскрашивает его цветами и звуками, населяет образами и вдыхает в них жизнь. Насколько мир убедителен для других, человек пока не знает. Это станет ясно позже.

Жан-Поль Сартр считал, что жизнь приводится в движение недостаточностью, всеобщим и вечным дефицитом ресурсов. Да, в мире всегда чего-то не хватает. На всех недостаточно еды, солнца, любви, свободного времени, и конечно, не бывает слишком много справедливости. Когда человек остается наедине с собой, он мысленно закидывает на спину рюкзак, раздвигает ветви деревьев и вступает на неизведанную территорию в поисках недостающего. Девочка-секретарша рисует грозных амазонок, карающих демонов зла. Системный администратор врубает электрогитару и пугает бабушку-соседку забойным жесткачом. Главный бухгалтер укладывает детей и сочиняет историю любви виконта Орландо к скромной красавице Беатрис. Невидимые эмигранты, ежевечерние беженцы вглубь себя, они заполняют свои лакуны и превращают существование в жизнь.

Иногда бессонные ночи порождают что-то неординарное, и тогда быть богом может стать профессией. Суть процесса от этого не меняется — ловить поток, всматриваться в картинку перед глазами и успевать ее фиксировать. Михаил Афанасьевич подсказывает: «Что видишь, то и пиши, а чего не видишь, писать не следует. Вот: картинка загорается, картинка расцвечивается. Она мне нравится? Чрезвычайно. Стало быть, я и пишу: картинка первая. Я вижу вечер, горит лампа. Бахрома абажура. Ноты на рояле раскрыты. Играют «Фауста». Вдруг «Фауст» смолкает, но начинает играть гитара. Кто играет? Вон он выходит из дверей с гитарой в руке. Слышу — напевает. Пишу — напевает. Да это, оказывается, прелестная игра! Не надо ходить ни на вечеринки, ни в театр ходить не нужно».

Человек ставит финальную точку, и теперь ему хочется, чтобы кто-то оценил его труды. Потому что один из главных дефицитов в мире это дефицит внимания. Бог выставляет свежесотворенный мир на публику и с трепетом ожидает реакции.

Если опустить детали, оценки будут всего двух видов: верю или не верю. По ту сторону либо принимают новую реальность, либо отбрасывают – «так не бывает». «Я хотел, чтобы услышали, как страшно поет гармоника на мосту, когда на снегу под луной расплывается кровавое пятно. Мне хотелось, чтобы увидели черный снег. Больше я ничего не хотел». Богам очень нужно, чтобы им верили.

Настоящая вера определяется просто – идею не оценивают, в ней не рассматривают достоинства или недостатки. Говорят, когда на римском Форуме выступал Цицерон, слушатели переглядывались – какие прекрасные слова, как же Марк Туллий красноречив! А когда заканчивал говорить молодой и никому не известный Демосфен, люди вскакивали со своих мест и кричали – война царю Филиппу!

В хорошую работу бога верят сразу и безоговорочно. Вера рождает чувства, а чувства, в свою очередь, дают команду действовать. Придуманный ночью мир становится точкой сдвига мира реального. И создать такую точку проще простого. Нужно остаться наедине с собой, сесть перед монитором, роялем или мольбертом и смотреть перед собой до тех пор, пока на лбу не выступят капли крови.