Роза Сотс

…Алло, Ганриетта? Да, переоделась, заварила чаю и уселась в кресло. Готова продолжать. А ты чего по сию пору не спишь, полуночница? Неужто так интересно, чем закончилось… Дорогая, ты еще любопытнее, чем я думала. Ха-ха, ладно, шучу, шучу…

На чем я остановилась? Да, на бабушке. Видела бы ты ее, вот это реликт! На взгляд лет триста, если не триста пятьдесят, и мы с тобой по сравнению со старушкой просто сладкие персики… Вот-вот, именно. Она принялась что-то толковать на палоанском, и говорит, говорит, говорит… Там один мальчик переводил, но стоял далеко, и я больше слышала голос женщины, чем… Нет, Ганриетта, со слухом у меня все в порядке. Я не обижаюсь, но и ты, пожалуйста, впредь сдерживайся.

Из того, что я поняла. Старая женщина сказала, что ее правнук с друзьями прошли испытания по правилам. Инициация состоится. И-ни-ци-а-ци-я. Да, именно. Но она знает, что произошла беда, случился большой обман. За точность не ручаюсь, дорогая, но как-то так. В общем, она продолжает речь, и так по-особенному у нее выходит, даже затрудняюсь объяснить… Словно гипноз какой-то. Меня накрыло теплой волной и стало потихоньку уносить, уносить… Почему-то вспомнился вечер, когда милый Даффи сделал мне предложение. Сад утопал в орхидеях, они благоухали одуряюще-сладко, и на мне было платье – такое, знаешь, муаровое, свободное, а по лифу брюггские кружева… Нет, Ганриетта, я не пила свой манговый ликер. Что за мысли, дорогая!

Если хочешь знать, вскоре выяснилось, что слова старухи действуют не только на меня. Один мужчина, весь размалеванный, в перьях, пестром балахоне, поднялся и стал медленно-медленно двигаться к старушке. Как кролик к удаву. И трясется весь, трясется, словно лист на ветру, чем дальше, тем больше. Знаешь, дорогая, зрелище не для слабонервных. А потом ка-ак грохнется на колени и давай рыдать! Нет, Ганриетта, ничего не выдумываю, ни граммулечки. Сама видела размазанную краску на лице… Ох, погоди, еще чашечку налью, что-то разволновалась вся. Не клади трубку…

…Ты еще здесь, дорогая? Заинтриговала я тебя, ха-ха. Что? Нет, я сама, если честно, смысл этой сцены не поняла. Завтра, конечно, Маргариточку попытаю, а сейчас рассказываю только то, что видела. Иначе ведь ты не уснешь, белка любопытная. Получила? Один-один. Что? А это, собственно, почти все. Мужчина в перьях сидит у ног бабушки, растирает по щекам сопли. А она смотрит из-под прикрытых век, качает головой и повторяет – пао-пао… пао-пао… пао-пао… Вроде как укоряет за что-то. Нет, дорогая, не знаю, как это переводится с языческого. Ох, прости меня, Господи.

Мужчина стал оправдываться, а мальчик опять переводил. Ну, тут я вообще мало что уловила. Вроде как он, этот мужчина, попался на крючок господина Советника. Угодил в оккультное рабство… Ничего не выдумываю, с чего ты взяла! Ты же знаешь, они на острове помешаны на шаманизме, и верят во все эти мистические штучки. Ох, какой шум завтра в газетах будет, представляю… Если все сказанное правда, разумеется.

Что, Ганриетта? Нет, я бодрячком, только ноги отваливаются. Поэтому и ушла пораньше. Там, знаешь, такое началось… Пух, перья, все возмущаются! Господин Даифа со спутницей исчезли, а когда народ отшумел – ну, ты знаешь, как палоанцы любят помитинговать, только повод дай, – инициация закончилась. И я так поняла, что намечается торжество. Откуда-то появилась волосатые парни с гитарами, народ с побережья потянулся… Я попросила Тамми подбросить меня до дома, и он оказался так любезен, что не отказал. Да, Тамми Лакоа. Всем бы полицейским быть такими джентльменами, на острове мигом установились порядок и благолепие…

Кстати, Ганриетта, ты не пропустила «Затерянных в Эдеме»? Что там с Беатрис, сдалась она, наконец, Грегори Фулсу? Нет? Да-а, крепкий орешек эта девочка, ничего не скажешь. Ладно, детали расскажешь завтра, а сейчас давай отдыхать. Хотя я вряд ли усну, пока Маргариточка не вернется. Доброй ночи, дорогая, сладких тебе снов…