Дом Кахоа

– Можно мне взять ложку сахара?

– Конечно, Бэдо. Зачем ты спрашиваешь, – откликнулся Дэн.

Как же не спрашивать, подумала она. Я не привыкла брать без спроса. И пусть это мой дом и мои внуки, но они кормят меня, и надеяться больше не на кого. Он ведь не возвращается. До сих пор не возвращается. Она погрузила чайную ложку в вазочку, услышала тихий хруст и звяканье металла о фарфор. Не жадничай, а то просыплешь. Возьми столько, сколько сможешь донести. Она подставила вторую ладонь ковшиком, повернулась и побрела к себе.

Как же тяжело стало ходить. Словно коварный питон Унга высасывает потихоньку жизненные силы. Тем он и питается, Унга, – подползает по ночам к пьяным, больным и старым и тянет, тянет жизнь через ноздри. И если человек не проснется, подлый змей высосет его до конца. Утром человек встает, а жизни в нем уже нет. Теперь уж точно долго не протянет, да. Шаманы таких видят внутренним глазом. Глупые люди думают, что шаман это тот, кто колдует. А шаман это тот, кто видит истинную суть вещей. Умеет заглядывать в души. Смотрит на человека и понимает, что с ним происходит. Мой отец умел видеть людей. Великий был шаман, что говорить. Другого такого не найти на всем архипелаге. И только фыркнул, когда ко мне посватался этот шалопай из клана Гатни. Гатни, они все такие – хорошие ныряльщики, добытчики жемчужных раковин, но в жизни забулдыги и драчуны. Не ровня великим Кахоа. Но парень из Гатни оказался настырным. Он был первым у себя на острове, решил стать первым и у нас. Начал учиться у отца. И стал ведь. Стал. Всегда своего добивался. Упорный… Осторожно, здесь порог. Не торопись. Вот так. И почти не просыпала. Ступай так же спокойно и дальше.

Да, упорный был. Хотя почему – был? И сейчас где-то плывет по своим делам. Он же не мог уйти вот так, не попрощавшись? Конечно, нет. Никогда так не уходил, с чего вдруг в этот раз. Хотя я уже почти поверила, что он в Верхнем мире. Почти поверила. Но старая Нэфея передала: сын ее племянницы, служивший моряком на военном пароходе,  видел в порту Ао высокого худого старика с седым пучком на голове. Он набрал в каяк провизии и двинулся в сторону Южного пролива. И потом люди говорили, что видели его там, тут… Правда последний раз много лет назад. Но это может быть оттого, что она теперь мало кого видит, вот слухи и не доходят. Сейчас будет поворот и скоро уже комната. Только не торопись. Маленькими шагами. Маленькими шагами…

– Что-то Поля долго нет. – Габи сидела в стареньком кресле-качалке и нанизывала на леску перламутровые ракушки. Работа была привычной, руки действовали независимо от головы. – И телефон не отвечает. Он тебе не звонил?

– Вернется, куда денется, – рассеянно ответил Дэн. – Ты не помнишь, у нас еще остались те вазы шестнадцатого века?

– Нет, Дэн, кончились.

– Нужно сказать Танге, пусть слепит еще. – Он помуслил карандаш, поставил галочку в книге расходов и доходов. – Вчера перед закрытием зашли японские туристы. Скупили все пять штук, даже не торговались.

– Это хорошо, – обрадовалась сестра. – Надо отложить немного на ремонт летней веранды. А к Танге я с утра загляну.

В глубине дома затрезвонил телефон. Габи отложила ожерелье и вышла, твердо ступая босыми ногами. Вернувшись, протянула трубку.

– Это тебя. Какая-то женщина.

Он поднял брови.

– Алло? Здравствуйте. Что? Да, конечно… – Дэн умолк и стал сосредоточенно слушать. – Хорошо, еду.

Вдавил кнопку отбоя, посидел, глядя в пол. Затем поправил очки и поднялся, оперевшись на колени.

– Я скоро вернусь, Габи.