Виргус. Братство Мутного глаза

Привет, дружище! В прошлый раз я не попрощался, ты уж не обижайся. Решил закончить на красивой фразе и не портить впечатления. («Только пыль стелилась над бурой землей, но и та быстро развеялась…» — ну согласись, неплохо звучит?).

Хочешь знать, чем дело закончилось? Ни фига вселенная на меня не смотрела, оказывается. Все оказалось проще. Я еще ближе подошел и понял, что в темноте — зрительный зал кинотеатра. И люди сидят, на нас с Дьяболо зырят. А мы на экране, ну, типа киногерои.

Не понравилось мне, что столько народа лезет в мою личную жизнь, и я решил спуститься в зал. Оказалось — вовремя. Место, где я только что стоял, куда-то исчезло, и на экране возникло море. Шторм, волны, корабль тонет и все такое – я дальше не стал смотреть. Порадовался только, что вовремя свалил, а то смыло бы волной, и — митькой звали…

В следующий раз я в Параллельном Мире попал в… Блин, не помню точно. По хронологии уже забыл, дружище, что за чем следовало. Так что давай буду рассказывать не по порядку, а как вспомнится. По рукам? Ну, держи пять… Да сильнее бей, не бойся!

(Ботан, ты уже сам можешь смайлы лепить, без напоминания. Слышишь же по голосу, когда я улыбаюсь).

: )

Однажды (вот так обтекаемо сформулирую – «однажды») я опять улетел и очутился в каком-то парадном. Подъезд старый, обшарпанный, пропахший кошачьими какашками (эээ… ничего, что я не по-научному?). А когда оттуда вышел, сразу же увидел стекляшку «Мутный глаз»…

О, это отдельная песня, дружище, про «Мутный глаз»!

Стояла напротив Черного озера пивнушка, большой популярностью пользовалась среди интеллигенции. Что удивительно – забегаловка как забегаловка: прилавок с пивным краном, пять стоячих столиков, духота, грязюка… Но собирались там люди клевые – артисты, художники, музыканты, студенты всех видов… Нет, алкаши тоже забредали, но в основном все-таки люди образованные.

С утра, помню, бежишь на репетицию, а трубы же горят после вчерашнего, ну и заскочишь по пути в «Мутный глаз». А там уже дым коромыслом – пипл поправляет здоровье, а по ходу беседует. Да еще как беседует! Такие философские баталии шли, охренеешь – об искусстве, политике, смысле бытия и человеческом предназначении… Интересные разговоры, словом. Содержательные.

А потом, когда началась перестройка, помещение продали, и в нем открылась кооперативная пиццерия. Жалко «Мутного глаза», неповторимое заведение.

А, кстати! В далеком хрен-знает-каком году мы с Герой зашли в «Мутняк». Ну, взяли по паре кружек, стоим, наслаждаемся жизнью. Разговор зашел о джазе. Я что-то сказал про Чарли Паркера, и вдруг голос из-за спины меня поправляет. Оборачиваюсь – какой-то хрен в очках. Я удивился, конечно: меня, известного к тому времени джазмена — и джазу учить! Трень-брень, слово за слово, и этот очкурик – прикинь? — бьет меня фактами как ребенка. Вся история би-бопа у него от зубов отскакивает!

Взяли еще по кружке под это дело. Я спрашиваю: «Ты вообще кто? Всех музыкантов вроде в городе знаю, а твой фейс мне незнаком». Он в ответ: «Я сам не играю. Просто слушать очень люблю».

Ты уже догадался, дружище, кто это был?

Ботан, конечно, кто ж еще.

: )

Там же, в «Мутном глазе» я познакомился с пацификами. Так они себя называли, чуваки с хайером до пояса и фенечками в виде птичьих лапок. Звали их — Страшила, Батл и Хомич. Ну, в пивнушке много пацифистов ошивалось, но я дружил с этими. Страшила все время улыбался, Батл был похож на Иисуса, а Хомич носил мощный пивной живот и говорил дьяконским басом.

И вот, когда я в Параллельном Мире из парадного вышел, сразу наткнулся на эту троицу, перед «Мутным глазом». Подошел как ни в чем не бывало, поздоровался за руку, спросил — чо стоим? Оказалось, мужики только собрались и думали как совместить приятное времяпровождение с классной погодой.

«Пошли на Казанку, — предложил Хомич, — возьмем пива, кильки…» — «Тюльки», — поправил Батл. «Не сглазь, — ответил Хомич строго. – Не упоминай всуе. Повезет – так возьмем тюльки. Пиво, кстати, с меня — я сегодня угощаю. А трехлитровые банки с тебя, Страшила». — «Изи», — сказал Страшила и исчез в подворотне. Он жил тут же, в соседнем доме.

Я с вопросами не спешил — не хотелось ничего спрашивать, просто приятно было с чуваками пообщаться. Я же их лет двадцать не видел, ну, как-то так получилось.

В «Мутном глазе» наполнили четыре банки и стали ловить машину. До берега Казанки ходьбы минут пятнадцать всего, но Хомич захотел ехать на моторе. Гулял по-крупному, ага. Наконец, остановился 412-й «Москвич». Водила заломил рубль. Мы с Батлом конечно возмутились, но Хомич пробасил: «Залезайте, поехали». Возражать не стали.

Заскочили в гастроном за черным хлебом и рыбой. Подфартило – в продаже оказалась тюлька. Настроение поднялось. Мужик довез нас до самой дамбы, получил свой халявный, можно сказать, рубль и укатил.

Мы устроились на плитах, расстелили газету, развернули промасленный кулек с рыбой. Все чин-чинарем, как в лучших домах Парижа. Сзади по дамбе прогуливается народ, впереди река, чайки летают, противоположный берег в дымке… вид просто охренительный.

— Ну, поехали, — сказал Хомич и, подняв банку одной ручищей, смачно отпил. Прилично отглотнул, по-нашему.

— Что за праздник-то, Хомич? — поинтересовался Страшила, аккуратно отрывая рыбью башку.

— Да так… халтурку одну сделал, по художницкой части, — ответил Хомич и передал пиво Батлу.

— Вы пейте со Страшилой, — сказал Батл, – а мы с Виргусом из этой.

Отхлебнули, заели тюлькой. Помолчали, наслаждаясь теплой погодой и видом. Вдоль воды бежала хромая собака. Она посмотрела на нас, повела носом.

— Рыбу учуяла, — сказал Батл. – Кыш давай, кыш. Самим мало.

Собака понятливо отвела глаза и потрусила дальше.

— Гх-м… А мы вообще, чуваки… где? — осторожно спросил я. Ну, решил потихоньку прояснять ситуацию.

— А мы вообще у Казанки! – заржал Страшила.

— Да нет, — сказал Хомич, — он не об этом спрашивает. Мы в восемьдесят четвертом годе, Виргус. Июль месяц.

Батл на меня покосился и добавил:

— Уточняю — сегодня понедельник.

– Да, понедельник, — подтвердил Хомич. Он, прищурясь, посмотрел на воду. – Почти три года до моей смерти.

— Чего?! – Блин, я чуть рыбой не подавился.

Собака вернулась и села на пристойном расстоянии — метрах в десяти от нас. Вежливая псина.

— Ну да, — сказал Хомич. — В августе восемьдесят седьмого я полезу под купол… Я же реставратором стану, церкви буду восстанавливать. И однажды по пьянке заберусь на леса, ну и того… вниз. Перелом позвоночника.

Пиво было крепко разбавленным, но холодным, и с хлебом и тюлькой казалось охренительно вкусным.

— Глупая смерть, — заметил Батл, закуривая «Любительские».

— Любая смерть глупа, — возразил Хомич. — Потому как противоречит всем законам.

— Это да, — сказал Страшила, закинув руки за голову, – противоречит. Такой погоде точно противоречит, и кайфу такому…

Он отряхнул камушки с бетонной плиты и лег на спину.

— Слушай, Хомич… — сказал я. – А если ты знаешь дату и обстоятельства, нельзя ли как-нибудь это… ну…

— Предотвратить? Нет, нельзя. Дай-ка, Батл, и мне папироску… – Хомич закурил и продолжил: — Возьмем, к примеру, тебя, Виргус: ты же знаешь день своего кирдыка?

— Ну…

— И что? Можешь что-нибудь изменить? Вот то-то и оно.

Хомич сидел, окутанный дымом, словно бог огня какой-то (Ботан, как бога огня звали, Гефест?). Так курят не пацаны сопливые, а махровые курильщики – смачно, по-серьезному, «пуфф!» — и весь в сизых клубах…

Батл захватил в щепотку рыбьи потроха, бросил в сторону псины. Та сорвалась с места и аппетитно зачавкала.

— Нет, старик, — возразил я. – Есть разница. Я-то по своей воле, я же сам решил!

— Ты уверен? – спросил Хомич. – Уверен, что сам? Ты пей пиво-то, пей…

По дамбе медленно шла черноволосая женщина. Ее лицо показалось мне знакомым.

— Сам — не сам, какая разница?! – буркнул Батл. – Важен итог…

— Какая герла, — подал голос Страшила. Он приподнялся и посмотрел из-под руки вслед женщине.

— Интересная дама, — согласился Батл, — хотя и не девочка уже.

— Самый смак, — сказал Хомич. – К лешему малолеток, от них одни проблемы.

Женщину я потом вспомнил, кстати. В одном из путешествий по Параллельному Миру меня куда-то привезло на лифте, и там на диване сидела эта телка. Ну, или сильно на нее похожая.

— Это что же получается, — спросил я, — все заранее предопределено, что ли?

— Не знаю, старик, — подумав, сказал Хомич. – Я вообще-то не фаталист. Но думается мне, такие важные события можно менять только очень издалека. Вот если отмотать время лет на пятнадцать — двадцать назад… Страшила, открывай следующую банку…

Так мы и сидели, дружище — неторопливо трындя и любуясь пейзажем.

— Как там Ботан поживает? – спросил Батл. (Да, мы все варились в одном котле. Состояли в «Братстве Мутного глаза»).

— Вроде нормально, — говорю. – Не кашляет.

— Ты береги его, Виргус, — глядя на облака, сказал Батл. — Он же это… слегка блаженный, конечно, но правильный чувак.

— Безгрешная душа, — согласился Хомич.

(Слышишь, Ботан, как о тебе кореши отзываются?).

— Ладно, — сказал я. – Поберегу как смогу. Я пошел до кустиков, чуваки, отлить надо.

— Вскрылся, — констатировал Хомич. – Терпел бы лучше, а то сейчас бегать начнешь каждые… Вон туалет, недавно построили. Можешь сходить как интеллигентный человек.

Я дошел до деревянной постройки, потянул на себя дверь… Догадался, что дальше произошло, дружище? Да, куда-то меня опять зашвырнуло.

Потом еще куда-то…

(Или у чаек нет лица? Хм… А что тогда – морда, что ли?)

: )

М-да… Сегодня погода тоже классная, кстати. В окне видать солнце и пушистые облака. Когда на них долго смотришь, кажется, будто преграда между «здесь» и «там» исчезает. Так и хочется, дружище, встать на подоконник, раскинуть руки и шагнуть в чистое небо…

Только здесь же решетки кругом.

А, еще прикольный случай вспомнил! Тоже в Параллельном Мире дело было.

Попал я в одно место… Короче, русло высохшего ручья меж двух холмов. Никаких строений, только чахлые березки на склонах. Листья на деревьях бурые да трава жухлая – ранняя осень, стало быть.

Иду я вперед, спотыкаюсь о камни, смотрю — вдали огонек. Ну, я уже ничему не удивляюсь. Минут через пять вышел к костру. Горят два бревнышка крест-накрест, а рядом сидит чувак. Странный такой – одежда будто из мешков сшита, которые из-под картошки. И сам всклоченный, худющий, одни глаза по шесть копеек сверкают.

Ну, я рядом сажусь и говорю: «Тебе бы подстричься надо, старче». В шутку так сказал, чтобы знакомство завязать. Потом принюхался и добавил: «Да и помыться не мешало бы». А он на меня глазами сумасшедшими блеснул и забормотал: «Виргус, Виргус, Виргус! Как давно я тебя ждал! Как давно! Как давно! Как давно!..»

Псих какой-то.

Я говорю: «Ты кто вообще будешь-то?» Тут он выпрямился и в грудь себя тычет: «Я – отшельник! Отшельники мы!» — «Ну-ну, — говорю, — понятно. А меня зачем ждал, эфенди Отшельник?» — «Чтобы рассказать тебе притчу!» — отвечает он, сделав загадочное лицо.

Закрыл глаза, помолчал немного и принялся рассказывать, слегка подвывая: «Притча!.. За крайностью холмов, немо взывающих к запредельному сиянию неизбежности, в тумане, сгустившемся с изнанки реальности, калейдоскоп грандиозного струится меж отлученных и безнадежных в мерцании…»

«Стой, – прерываю его я. – Что за хрень? Говори по-человечески!» — «А что, не понятно? – Он принял озабоченный вид. — Ладно, тогда начну еще раз…»

Помолчал опять. Откашлялся. «Притча!.. Прихожу я как-то к другану, а он бухой валяется в хлам…» — «Ну вот, — говорю я, — другое дело! Продолжай, любезный».

Он продолжил, и вначале я внимательно слушал. Потом чувствую – тянется длиннющая мутотень совершенно ни о чем. В притче друган Отшельника нудно перечислял где он надирался. Сначала приняли с Иликом дома, потом пришел Глорик и они пошли в паб, там хряпнули, затем в соседнем погребке залакировали, к ним присоединилась Иральда и они поехали к Арнику, где продолжительно и неинтересно дерябали, затем…

Короче, минут через пять я потерял нить повествования. Сижу, пялюсь по сторонам, вижу – рядом с Отшельником армейский рюкзак. Грязный как не знаю что, порванный, и в одной дыре просвечивает что-то вроде транзисторного приемника.

Я говорю: «Извини, уважаемый, что перебиваю. Я только хотел спросить – это не радио у тебя? Если так, давай фону подпустим, ну, чтобы повествование лучше воспринималось». Тот рукой машет – мол, делай что хочешь, и дальше нудит.

Я достал «Спидолу 230», покрутил ручки, нашел одну волну. Больше ничего не ловилось, кстати, во всем эфире мертвая тишина. Но стало веселее. Отшельник трындит, а Пугачева ему бэк-вокалом подпевает:

«Старинные часы еще идут,
Старинные часы — свидетели и судьи…»

…пока друган рассказывал о вчерашних подвигах, Отшельник решил побриться. Пошел в ванную и оттуда слышит, как друг кричит: «Сейчас Флорик должен придти. Добрейся и удуши человека»…

«Когда ты не сумел меня понять
Я думала замрут все звуки во Вселенной…»

…потом друг спрашивает: «А где Флорик, в натуре? Он же обещал заглянуть». Отшельник отвечает: «Так он пришел и я его удушил!» — «Как удушил?!» — «Ну ты же сам сказал – мол, добрейся и удуши человека…»

«Пусть неопрятна ночь и одинок мой дом
Еще идут старинные часы…»

…за голову схватился и давай орать: «Дурак ты глухой! Я тебе сказал: «Добрейшей души человек», а не «добрейся и удуши человека!» Чурка ты деревянная, конь педальный! Слушать надо внимательнее!..» Отшельник расстроился и с горя решил податься в отшельники. Но сперва набухался как следует. Здесь опять пошло подробное описание – где, как и с кем он квасил.

А я тем временем почувствовал, что меня потихоньку сносит в реал. И песня качала меня на звуках, словно на волнах.

«Но шли мои часы, торжественно печально
Я слышала их поминальный звон…»

Меня уже принесло в наш мир, а ветерок еще доносил затихающий голос Аллы:

«Старинные часы еще идут
Старинные часы еще идут
Еще идут…»