Фиш. Не привязывайся

Все приходит и все уходит. Если привыкаешь к вещам или местам или людям — ты скован. Настоящий игрок не привязан ни к чему.

«Независимость — удел немногих: это преимущество сильных» — сказал Ницше.

И еще. Привязываясь, ты рискуешь испытать боль потери.

НЕ ПРИВЯЗЫВАЙСЯ

Той осенью Алекс решил, что пришла его пора. Мы с Мурзилкой закончили институты и работали. Мурзилка инженером на оборонном заводе, я же удачно распределился в юротдел нефтяной конторы. Алекс выбрал другой путь. Он все глубже зарывался в криминальную среду, и аппетит его со временем возрастал.

Времена менялись, новое поколение почувствовало силу. Алекс задумал переворот – сместить «основного» района и подмять территорию под себя.

Мы с Мурзилкой отговаривали:

— Алекс, воры тебе не простят. У них все схвачено, на местах сидят свои люди.

— Время воров прошло, — отвечал он, — сейчас везде рулят бандиты.

Алекс начал с разговоров о том, что основные забыли понятия и думают только о бабле. «Пока мы стоим за район, наш основной с паханом врагов квасят в кабаке и считают бабки…» Он разжигал недовольство старших пацанов.

В поведении проявлялась дерзость. Пару раз не выполнили мелкие поручения. Разговоры перекинулись на младших. Бунт нарастал.

Районом рулил тридцатилетний вор по кличке Чичеря, до него информация дошла быстро…

Мерный звук капели за окном. Кап… Кап… Кап… Отсчитывает время. В колонках лютневая музыка, и кажется, что юность отдалена от сегодняшнего дня не меньше, чем от эпохи Ренессанса.

…Мурзилку с Настей застрелили вечером 2 мая.

Мы выходили из ресторана хмельные и куражные, отметив день рождения Настены. Алекс распахнул дверь своей новой «девятки». Мурзилка попросил:

— Слышь, Алекс, дай прокатиться.

— Дорого будет стоить.

— Да ладно, не жмоться.

Алекс кинул ключи.

— Только недолго, братан. Пока мы курим.

Настя уже успела забраться на переднее сиденье.

— Мурзик, я с тобой пьяным не поеду.

— Не боись, Настюха, мы только до «кольца» и обратно, — Мурзилка засмеялся и завел двигатель.

Метров через тридцать машина, не успевшая набрать скорость, поравнялась с подворотней. Из нее выскочил парень в кожаной куртке… его толком никто и не рассмотрел. Он вскинул пистолет, выстрелил четыре раза и нырнул обратно…

«Не привязываться к личности, хотя бы и к самой любимой, — каждая личность есть тюрьма, а также угол», — писал Ницше.

.

На третий вечер после похорон мы с Алексом подъезжаем к хрущевской пятиэтажке и встаем с торца.

— Только недавно приехал, весь день дома не было, — докладывает парнишка лет четырнадцати, просунув голову в окно. Его лицо густо усыпано угрями.

— Один? – спрашивает Алекс.

— Один.

— Ладно, иди. Ты ничего не видел.

Алекс берет на себя лидерство, он чувствует вину за смерть Мурзилки и Насти. Я не возражаю ему.

«Не прилепляться к состраданию, хотя бы оно и относилось к высшим людям, исключительные мучения и беспомощность которых мы увидели случайно», — писал Ницше.

Мы выходим из машины.

— Фиш, ты у подъезда на шухере.

— Вместе пойдем.

— Я схожу, вытащу его. Увезем подальше, а то братва может нагрянуть.

Я молчу. Потом спрашиваю:

— Справишься?

— Шпалером пугну, — Алекс хлопает по карману куртки.

Я остаюсь у входной двери.

«Не привязываться к нашим собственным добродетелям и не становиться всецело жертвою какого-нибудь одного из наших качеств…» — писал Ницше.

Приглушенный звук выстрела. Я кидаюсь вверх по лестнице.

На площадке второго этажа Алекс. В свете тусклой лампочки его лицо кажется желтым.

— Всё. Амба, — говорит он.

Будь готов к войне.

Алекс спускается по лестнице, задевая меня плечом.

— Он нож достал и кинулся. Ничего не оставалось.

Голос спокойный, бесцветный. Мы выходим из подъезда и быстро идем к машине. В салоне Алекса колотит крупная дрожь.

— Надеюсь, никто не видел. И отпечатков тоже…

Он не понимает.

«Не привязываться к собственному освобождению, к этим отрадным далям и неведомым странам птицы, которая взмывает все выше и выше, чтобы все больше и больше видеть под собою…» — писал Ницше.

Ключ не попадает в замок зажигания. Наконец двигатель заводится.

Я говорю:

— Нам не менты страшны, Алекс. Бояться нужно другого.

Он смотрит потерянным взглядом.

«Нужно уметь сохранять себя — сильнейшее испытание независимости», — писал Ницше.

Через день нас вежливо приглашают к ворам.