Два цилиндра

Эльф-бабочка снял руки с клавиатуры и откинулся на спинку кресла. Вот так. Уже хорошо. Еще не настолько хорошо, как хотелось бы, но уже почти.

Он помахал рукой, вытянул указательный палец. Бармен кивнул, положил очки на бухгалтерскую книгу, полез в холодильник. Над его головой красовался новый плакат: «А НЕ НРАВИТСЯ ЖРАТВА – ПУСТЬ ТВОЯ МАМАША ПРИГОТОВИТ ЛУЧШЕ, ПОНЯЛ?!»

Эльф перечитал текст.

«Голливудский сценарист Джин Фаулер однажды сказал, что писать – легко. Нужно всего лишь сидеть и смотреть на чистый лист бумаги, пока на лбу не выступят капли крови. Звучит немного драматично, но каждый, кто когда-нибудь складывал буквы в слова, сочинял музыку или создавал дизайнерские штучки, знает, что это правда. Хорошо, когда пишется-рисуется-играется на вдохновении, настроении, потоке. Однако так бывает далеко не всегда. И вот сидит человек, кусает губы, бессмысленно пялится в пространство… Не идет. Тресни пополам, застрелись, убейся об стенку, не идет и все. Внутри толкаются вялые мысли, картинки ускользают, карандаш не слушается, из-под клавиш выдавливаются безнадежные штампы.

Но если сидеть достаточно долго, однажды в голове что-то щелкает. Из ничего выступает, проявляется, как фотография, какая-нибудь вьюга в ночи и лошадиные морды, злобно заноет вдалеке гармоника, вспыхнет выстрел, упадет бегущий человек, и на снегу растечется черная лужа. И получится роман. Или акварель. Или пост в блоге, или авторская кукла, или что-нибудь еще.

В такие минуты человек чувствует себя богом. Он создает мир, раскрашивает его цветами и звуками, населяет образами и вдыхает в них жизнь. Насколько мир убедителен для других, человек пока не знает.

Жан-Поль Сартр считал, что жизнь приводится в движение недостаточностью, всеобщим и вечным дефицитом ресурсов. Да, в мире всегда чего-то не хватает. На всех недостаточно еды, солнца, любви, свободного времени, и конечно, не бывает слишком много справедливости. Когда человек остается наедине с собой, он мысленно закидывает на спину рюкзак, раздвигает ветви деревьев и вступает на неизведанную территорию в поисках недостающего. Девочка-секретарша рисует грозных амазонок, карающих демонов зла. Системный администратор врубает электрогитару и пугает бабушку-соседку забойным жесткачом. Главный бухгалтер укладывает детей и сочиняет историю любви виконта Орландо к скромной красавице Эстель. Невидимые эмигранты, ежевечерние беженцы вглубь себя, они заполняют свои лакуны и превращают существование в жизнь.

Придуманный ночью мир становится точкой сборки мира реального. И создать такую точку проще простого. Нужно остаться наедине с собой, сесть перед монитором, роялем или мольбертом и смотреть перед собой до тех пор, пока на лбу не выступят капли крови.

И кто скажет, что это не дауншифтинг, тот ничего в дауншифтинге не понимает…»

– Твое пиво, босяк. – Тим грохнул мокрой бутылкой.

– Спасибо, принцесса. Присаживайся, если не сильно занят.

Бармен окинул взглядом пустой бар.

– Ладно, сейчас. – Он сходил к стойке, прихватил бутылку «Туборга». Уселся, сковырнул ногтем большого пальца пробку, ловко поймал ее в воздухе. – Ну, что новенького?

Эльф подумал.

– Бейсик прислал сообщение. Завтра приезжает.

– Иди ты, – удивился Тим. – С юной женой, у которой глаза пришибленного оленя?

– Встревоженной лани. Если бы только с ней. Еще и с тещей.

– М-да… Пропал человек. Как есть пропал. – Тим ополовинил бутылку. В мохнатом животе булькнуло. – Что ни говори, дружище, а женщины это зло. Абсолютное и безусловное.

– Ты считаешь? – Эльф глотнул пива. – Кстати, а что с Флорином? Не слышу из кухни его вдохновенных, но фальшивых рулад. А слышу, наоборот, вполне мелодичное чириканье.

Тим махнул лапой.

– Уволил к чертям собачьим. Повар от бога, но такой разгильдяй, мать его за ногу. Взял вон…

Они помолчали, прислушиваясь к девичьему голосу, напевавшему «Odi osta, ho-la-la».

– Ишь, заливается… Как воробушек, – проворчал бармен.

Эльф бросил на него взгляд.

– Мне показалось или в твоем голосе действительно…

– Что?

– Просквозила, ну… какая-то симпатия?

Тим выкатил глаза.

– Обалдел, что ли?

– Я просто спросил, дружище.

Бармен поднялся, выпростав живот из-под стола. Протопал к холодильнику, принес еще два пива.

– Знаешь, Эльф. Как тебе сказать. Последнее время я стал чаще думать…

– Не надо, Тим. Это вредно для здоровья.

– О-хо… Старею, видимо. Начал ощущать недостаток… опоры, что ли. Поддержки. Шагаешь и проваливаешься. Под ногами ничего. Пустота. Врубаешься, о чем я?

– Думаю, да. Тем более, что где-то подобное я недавно слышал.

– Ну вот, мир не без умных людей. Короче, ладно, это все философия. Давай-ка лучше партейку. Тебя, вроде, никто не ждет?

Эльф-бабочка глянул на часы.

– В другой раз, Тим. Есть еще одно дело.

Он расплатился за пиво, взял под мышку ноутбук, вышел из бара.

Пыльный «Энфилд» стоял у обочины, завалившись на бок. Эльф провел пальцем по заднему крылу. Надо бы его искупать. Давно пора. Сунул ноутбук в кофр, перекинул ногу через сиденье, толкнул педаль. Мотоцикл выстрелил клубом сизого дыма. Он переключился на первую и вырулил на дорогу.

«Энфилд» протарахтел мимо рыбного базарчика, где на прилавках лежали серебристые с розовым отливом nakili, чудовищные креветки и живые крабы, мимо квартала Нико Леоне с нежно-голубыми, лиловыми, салатовыми крышами домов, тонущими в месиве зелени, объехал площадь Больбао с фонтаном «Семи радуг» и выехал к окраине парка.

Эльф-бабочка припарковал байк, ступил на тропинку между олеандрами и вскоре вышел к старому баньяну. Пригнувшись, скользнул внутрь шатра из воздушных корней. Сел на листья, скрестив по-турецки ноги. Медленно вдохнул и выдохнул.

Сумрачно и тихо. Как в храме. Можно молиться. О чем бы я помолился, возникни такое желание?..

Он прикрыл веки.

Посидел так несколько минут, затем открыл глаза и достал из кармана мобильный телефон. Набрал номер.

Эльф дождался, когда на том конце ответят, и сказал:

– Привет, красотка. Звоню, чтобы спросить – не хочешь ли ты увидеть настоящие сугробы в человеческий рост?

 Конец